— Встречу — и тогда спрошу! А уж, если что, пойду в Ратушу, — сонно подумала Тина и уснула.

* * *

В будний день на Рынке было малолюдно. Часы на городской Ратуше только что отбили полдень. Голуби расселись на карнизе ратушной башни и затихли словно перед святой литургией.

Все хозяйки покупки сделали с утра, только школяры вертелись, как ужи, у хлебной лавки, да у лавки кондитера, совали свои носы в двери, на запах утренней выпечки.

Рузя скучала, выглядывала в окно, рассматривая красивого и рослого не по годам хлопца в школярской одежке. Зевнув, она прошла за прилавок, запахнулась в шаль и только хотела усесться поудобнее в кресле и вздремнуть часок, как звякнул колокольчик у двери и в лавку вошел пан Мрозовский собственной персоной.

— Доброго вам дня, пани Ковальчук! — он приподнял шляпу и кашлянул.

— И вам не хворать, — ответила она. Изогнулась как кошка, опершись локтями на прилавок и надула без того пухлые губы. — Чего желаете? Может вам штаны помочь подобрать или сюртук праздничный? У нас и галстуки заграничные имеются, и булавки к ним.

— Спасибо, привык обшиваться у знакомых. Я к вам по другому вопросу.

— Это у Тины привыкли? — скривилась Рузя. — Такой приличный пан и обшивается у простой швачки. Я вам могу предложить такой товар. Чисто люкс! Не пожалеете.

— У кого я обшиваюсь, то не ваше дело, пани Ефрозыния, — отрезал Мрозовский.

Он оглянулся вокруг: стены в лавке закрывали бесконечные полки да вешалки, где лежало и висело уйма разнообразного тряпья, вполне приличного вида, и совсем непохожего на поношенное.

— Прошу пани, у вас комиссионный магазин?

— Как видите, — ответила Рузя и развернулась спиной, делая вид, что поправляет товар. — Я того не скрываю, на вывеске всё написано — лавка Скарбика, да и уплачено куда надо.

— А куда надо? — прищурился Мрозовский.

— Прошу, пана, а то вы не знаете, кто на рынке поборы ведёт? Разве то не ваши коллеги? — спросила Рузя, ухмыляясь.

— Ладно вам, знаю я. Думал, может, кто еще приходит и сборы идут мимо Ратуши.

— А вы не думайте так много, пан Мрозовский, — дерзко отвечала Рузя, не забывая поводить плечом так, что тонкий шёлк блузки оголил плечо, показав кружево нижней сорочки. — У меня простая лавка, вы бы к мяснику или в колбасную лавку зашли. А что пан может взять с беззащитной женщины?

— Простая, говорите? — переспросил Мрозовский, пропустив мимо ушей тираду, он рассматривал белые сорочки, что висели одна на другой. — Хорошие сорочки.

Он еще немного походил по магазину, совсем не обращая внимания на хозяйку и пристально рассматривая товар. Рузя не выходила из-за прилавка. Она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, трепала бахрому на шали и покусывала нижнюю губу.

— Спасибо, пани Рузя, — Мрозовский кивнул, прощаясь. — С вами было приятно вести беседу.

— Прошу пана… — ответила Рузя, опешив, и добавила дежурную фразу: — Приходите снова, может, надумаете что-то купить, так я помогу пану сделать выбор такой, как надо.

Когда дверь за Мрозовским закрылась, Рузя сплюнула в пол и выругалась.

Утро выдалось солнечным и тёплым. Обычную для этого времени свежесть в воздухе заменил парной зной, как обещание грозы ближе к полдню. Тина торопилась на Кальварию, чтобы до грозы успеть вернуться в мастерскую. В том, что гроза непременно случиться, она не сомневалась. Даже синее безоблачное небо не могло её обмануть — земля парила и хотела дождя. Сегодня Христина шла не на могилу Линуси, она искала встречи с вчерашней девочкой. Чёрный креп по-прежнему скрывал глаза, каждый шаг Тины отзывался шелестом тяжелого шёлка на юбке.

— Встречу — обязательно спрошу, где она ту куклу взяла. Непременно спрошу! — обещала себе Тина и торопливо шла, поглядывая на небо, не бегут ли следом дождевые облака.

Ласточки тоже ждали дождя и кружились почти над землёй, ныряя в облака мошкары. На тропинке, неподалёку от могилки Линуси, в пыли купались воробьи. Они не испугались подошедшей Христины, а только перебрались немного дальше.

— Ну, здравствуй, моё сердечко! Как ты здесь?

Тина поцеловала надпись на кресте и повязала на него голубую ленточку. А после уселась на скамейку и нервно так начала посматривать меж могилок. Уже и солнце выкатилось высоко на небо, и облака кудрявые набежали, а Христина всё не уходила, надеясь, что девочка появится. Тина сидела, словно каменное изваяние, задрапированное в черный шёлк. Только креп на шляпке бился раненой птицей на ветру.

— Пойду я, Линуся! Работать мне нужно, а еще до города добираться, — сказала Христина, поправила ленточку и потихоньку пошла по тропинке меж могилок к кладбищенским воротам.

Почти у самых ворот стояла Настуся, зажав под рукой ту самую куклу и пытаясь заплести ей косу.

— Помочь тебе? — спросила Христина, не веря такой удаче.

— Доброго вам дня, — ответила Настуся. — Помогите. Никак не могу её причесать, всё лохматую ношу.

Христина взяла куклу в руки и, сделав вид, что рассматривает её одежду, подняла подол кукольного парчового платья. «Езус Мария и Святые угодники! Это же быть такого не может! Это же не без нечистой силы всё делается…» — думала Христина, забыв, зачем у неё в руках эта кукла.

— Пани, вы если не хотите помогать, то отдайте куклу, я сама как-нибудь её заплету.

— Очень уж у тебя она красивая и платье необычное. Скажи, Настуся, а откуда ты её взяла? Подарил кто?

— Это батя подарил, — гордо отвечала девочка. — Он меня не балует, точно вам говорю. Красивая она у меня, правда?

Девочка так искренне смотрела Христине в глаза, что только память о дочери да чудесное совпадение с куклой (а Христина ещё верила, что это совпадение), принудили продолжить задавать вопросы.

— А где же ты живёшь, что гуляешь по Кальварии?

— Мы с батей на хуторе живем. Это недалеко отсюда.

В душе Христины всё трепетало. Наскоро попрощавшись с девочкой, она поспешила в Управу, к пану Мрозовскому.

Здание Управы стояло рядом с рыночной площадью, в тёмном сквере возле Василианского монастыря. Среди людей о «двуйке» ходили недобрые слухи. Говорили, что однажды в тамошнем подвале нашли повешенного, и никто не знал кто он. Из местных тело никто не забрал. Не признали, значит. А торговки на рынке шептались, что тот висельник воет ночами в подвале. Даже важные господа из Управы в подвалы заходить не решаются. Кому-то из господ Гринька-мясник родичем приходится, потому и просили Гриньку в подвал сойти.